Кристина Асмус. Интервью.

НЕ ХОЧУ БЫТЬ ДУРОЙ
Автор Светлана Иванова

В «Интернах», которые идут на канале ТНТ, есть одна особенность, которой нет в других ситкомах на российском телевидении — сюжетная полифония. В каждой серии рассказывается в среднем по три самостоятельных смешных истории, происходящих с разными персонажами. Эти истории сталкиваются, пересекаются, затем вновь расходятся, чтобы закончиться независимо друг от друга. Грубо говоря, в «Интернах» в три раза больше шуток, чем в других телекомедиях. Но всего этого, как и жесткой медицинской темы, как и профессиональной игры актеров, как и работы сценаристов, не хватило бы для столь бешеного зрительского успеха. Просто и женская, и мужская части аудитории не могут оторвать глаз от блондинки в белом халате — Кристины Асмус. Что-то в ней есть, честное слово. «Медведь» попытался понять, что именно.

ГИМНАСТКА В БЕЛОМ ХАЛАТЕ

— Я родилась в Королеве, где ракеты делают. Меня с детства преследовало чеховское «В Москву, в Москву, в Москву». Мечт было много. Я в восемь или девять лет сама начала ездить в Москву в спортивную школу «Динамо», где занималась гимнастикой. Тогда не было мобильных телефонов, вообще ничего. Это было счастье — сесть в электричку и вырваться подальше от родительского контроля. В восемь лет я была такая смелая, что мне казалось, я все могу, я всех порву. А чуть позже стала брать в дорогу маникюрные ножницы, но за все время ни одного маньяка или онаниста не встретила, мне только подруги рассказывали разные истории, типа: «...А мужчина на эскалаторе как распахнет свой плащ, а я как побегу...» А мне смешно, я прям даже завидую, что у меня не было таких приключений. В электричке полно народу, и ты уже не ногами на полу стоишь, а висишь, потому что тебя зажали в тиски со всех сторон. А вообще Королев — тихий и спокойный город.
На шпагат можешь сейчас сесть?
— Могу!
А что тебе дала гимнастика кроме растяжки?
— Воспитала! Вот эти спартанские условия, бесконечные тренировки, травмы — я когда-нибудь книгу об этом напишу. Потому что историй там была масса сумасшедших и страшных тоже. Вот, например. Я как-то сидела на полу и растягивала шпагат, а мой тренер своими кроссовками прижимал мои ноги что-то очень-очень долго. У меня содралась до мяса кожа, а на косточках от его подошвы отпечаталось слово «Adidas». Это был кошмар, у меня две недели были перевязаны ноги, я делала себе примочки фурацилиновые. А еще, когда мы занимались на шведской стенке, я отклячила назад голову, когда нужно было сгорбиться, и педагог схватил меня за хвост и впечатал лицом в эту стенку, типа: на, сука! — наши тренеры ругались матом. Ну распухли у меня губа, щека, и кровь лилась из носа, из десен. Есть не разрешали, опаздывать нельзя было. Может, это и правильно, потому что иначе не воспитаешь спортсмена, который умеет ходить по головам.
Какие у тебя были перспективы в спорте? Ты могла, например, стать второй Светланой Хоркиной, олимпийской чемпионкой?
— Не-не-не, нет. Я с самого начала работала на процесс, а не на результат, потому что я пришла в шесть лет с двумя своими сестрами на художественную гимнастику. Оленька, старшая, очень женственная, ей сказали: оставайся, — а меня и младшую Карину выгнали, сказали, что такие им не нужны, мы слишком бойкие и драчливые, нам только спортивная гимнастика светит. Кариночке было четыре, а мне шесть — это поздно, потому что в семь-восемь уже понятно, станешь ты кем-то или нет. Поэтому я работала исключительно на процесс, всегда с удовольствием уступая в соревнованиях младшей сестре. Я никогда не хотела этим заниматься и ждала момент, чтобы все бросить.

Вот интересно, после «Интернов» вышло много сериалов про врачей и на других каналах, но они прошли как-то незаметно. Чего им не хватает: Охлобыстина? Юмора? Твоей Варечки?
— Для меня был безумно весомый факт, что Охлобыстин там снимается, я всегда интересовалась его творчеством и личной деятельностью, я много о нем знала, много слышала. И то, что он не вмешивался в сценарий, говорит только о том, что он был настолько хорош, что не стоило в нем ничего менять. Еще я помню, мне сказали, что деньги, которые канал ТНТ дал нам на шестьдесят серий, мы истратили на первые двадцать: на качество, цветокоррекцию, на какие-то еще нюансы. Я помню свое первое впечатление, когда меня привели показать место, где мы будем сниматься, я просто ахнула! Я оказалась в настоящей больнице с четвертой стеной и потолком, а для сериала это просто роскошь. Меня часто спрашивают: «А вы в настоящей больнице снимаете?» Это приятно, потому что все сделано настолько достоверно, как в жизни. Что касается моего персонажа, то, во-первых, у меня выбора не было — это была моя первая роль. Не я выбирала, а меня выбирали. Я пока еще на таком уровне нахожусь, что меня выбирают. Поэтому Варечка мне дорога как первая главная роль. А во-вторых, она такой интуитивно умный ребенок, который очень правильно всегда поступает на подсознательном уровне. Ее сексуальность — в открытости, а обаяние — в логической тактике. Для меня роль Вари в «Интернах» это такой фантастический судьбоносный старт в жизни и карьере.
Кристина, а ты где-нибудь у нас видела такую больницу, как в «Интернах»?
— А зачем в кино показывать облезлые стены? Однажды я лежала в больнице, по-моему, у меня что-то с почками было. Ко мне подселили неадекватную девочку. Когда я уходила из палаты, она съедала все мои продукты, она лежала в моей кровати, какие-то странные вещи говорила, прыгала на подоконнике, что-то орала, душила меня — она была из детского дома, сумасшедшая. А я была очень стеснительная и никому никогда не жаловалась, а когда рассказала, нас расселили, и ее стали запирать. А в день выписки она пришла ко мне прощаться, и я ей дала вареное яичко. А медсестра стояла под дверью на тот случай, если я закричу, и когда девочка вышла с яйцом, медсестра выхватила у нее яйцо, потому что решила, что она его у меня украла. Но я сказала, что сама ей дала. Мне стало ее так жалко. Вот такая была история.
Ты могла бы, как твоя героиня Варечка, работать в больнице?
— Моя мама в детстве хотела, чтобы я была врачом. У меня бабушка врач, и я хотела быть ветеринаром, мама была за, потому что она не понимала, что это за актерская профессия такая? Наши профессии в чем-то схожи — мы меняем людей, только у врачей нет права на дубль.
Роль молодого врача Вари принесла тебе известность и титул самой сексуальной женщины страны. Как ты думаешь, почему для мужчин образ медработника часто связан с эротическими фантазиями? Может, они все хотят быть больными, чтоб их с ложечки кормили?
— Я не знаю, я могу только фантазировать на эту тему. Может, много порнофильмов на эту тему сняли? Может, спецодежда так возбуждает? Потому что все так закрыто, все так скромно, и хочется пуговку расстегнуть, чепчик снять... И вот эта тема еще: лечи меня нежно, детка.
В новых сериях у тебя будут эротические сцены?
— Формат не предполагает эротики, да и какая там может быть эротика? Ситкомовская? Была у нас сцена с Ильей Глинниковым в постели у него в квартире. Я лежала на кровати в майке, а лямки были спущены. И мы с Ильей так изрядно обцеловывались. Это, пожалуй, самая большая эротическая сцена в моей жизни. Я к эротике у хорошего режиссера отношусь положительно. Мне не понравился фильм Михалкова «Предстояние», но вот когда его дочь с голой грудью — Боже! В такой сцене я бы снялась не задумываясь. Мне кажется, наш кинопрокат просто не готов еще к широкому показу эротических фильмов, иначе хорошие режиссеры с удовольствием снимали бы такие фильмы с хорошими актерами и актрисами.
А с кем бы ты хотела сняться в эротической сцене?
— Для меня совершенно не важно, какие у актера рост, нос, формы тела — меня это волнует в последнюю очередь. Главное — сценарий. И кто есть я в предлагаемых обстоятельствах. Ну и режиссер, конечно, тоже. В эротических сценах клетки таланта каким-то образом размножаются, и все у всех получается. Я могу по-разному относиться к партнеру, но когда звучит команда «Мотор!», я его буду любить, и буду делать это искренне.

Вас в театральном училище учат целоваться?
— Нет, у меня в жизни был опыт. Я же не умела целоваться очень долго. Меня учили лет в четырнадцать, я была дико стеснительная. У нас была игра какая-то, и надо было поцеловаться с мальчиком. Я широко открыла рот, укусила его и поняла, что никогда в жизни не буду этого делать. Это отвратительно, мерзко: кто-то стоит перед тобой с открытым ртом и так же может тебя укусить. Ни за что! И сбежала оттуда через три секунды. Этот опыт я не считаю. А первый настоящий поцелуй случился в восемнадцать лет. Это было не так, как я себе представляла. Не по пьянке, я с алкоголем на «вы». Это было в ночном клубе на «Тульской», куда мы приехали с моей подругой из Королева. Я была в красном спортивном костюме и на каблуках. После того поцелуя мы виделись с ним один раз в жизни, в тот же день. И больше никогда. Потом он звонил мне ежедневно по нескольку раз, но я не брала трубку. Мне было страшно превращаться в женщину. Я уже тогда выбрала себе политику: жить только для других. На тот момент судьба Мэрилин Монро была моим идеалом. Я понимала, что не хочу жить для себя, надо всю себя отдавать профессии, зрителям, работе. Сейчас мой идеал — Сара Бернар. Она была гениальной актрисой, несчастной в личной жизни. Для меня то же самое главное в жизни — работа. Я совсем не думаю о мужчинах.
Какой мужчина должен быть рядом с самой сексуальной женщиной страны?
— Не знаю. Это игра же такая для потребителей, мулька. А своему мужчине я разрешу пить, гулять и изменять. Но! Моя задача сделать так, чтобы он этого не делал.
А чего терпеть не будешь?
— Я не хочу быть дурой, не хочу, чтобы меня обманывали. Какая бы правда ни была, все можно пережить, все можно простить, я сама далеко не ангел. Я сама обижала, предавала. Надо уметь найти в себе силы сознаться в каких-то вещах. Это же все равно мои проблемы: если он ходит к другим женщинам, это мой косяк, я буду искать какие-то из этого выходы, импровизацию какую-то.
А ты сама будешь изменять?
— Женщины, дорогие! Изменяйте, изменяйте, изменяйте, делайте так, чтобы об этом никто не знал, это увлекательно. Я могу только порассуждать на эту тему, не могу говорить по факту, не знаю, как у меня сложится, как повернется, какой мужчина будет со мной рядом.
У тебя не было длительных отношений?
— Нет. Есть какое-то совместное времяпрепровождение, но чтобы жить вместе — такого у меня не было. Я и не стремлюсь к этому. Не было, и хорошо, что не было.
А что так?
— Меня родители отгораживали от всего хорошего, что есть в жизни, и не отгородили. Я была ботаничкой, зажатой, стеснялась настолько, что боялась здороваться, с днем рождения поздравить кого-либо, боялась на уроке отвечать — сплошной зажим. Ходила и руки к себе прижимала — не знала, куда их девать. Если какие-то мальчики стояли у моего дома, я его обходила с другой стороны: забегу быстро в подъезд, чтоб меня никто не видел и не заговорил. А внимание было всегда. Каждое время по-разному: сначала ущипнуть, ударить — это тоже внимание, потом более пошлые штуки. Меня эта тема просто никогда не интересовала. А когда в восемнадцать лет я стала задумываться, что вроде как все мои подруги, даже самые толстые и страшные в классе, дружат с мальчиками, я стала стесняться, что даже нецелованная. Это все наше дебильное воспитание и наше дебильное общество виноваты. Мне было стыдно в компании своей подруги сказать, что я нецелованная. Сейчас, я думаю, еще хуже. Девочки в одиннадцать лет уже не девочки и кричат об этом с гордостью. Ну как так можно? Меня это шокирует. У меня было все наоборот. Я не собиралась пить пиво по подворотням и делать все то, что дало бы мне какую-то разборчивость в дальнейшем. Я не собиралась целоваться с мальчиками, мне просто не хватало общения с людьми. Мама всегда очень жестко контролировала меня и трех моих сестер. Мне одноклассники не могли звонить домой, мама кричала в трубку, что меня нет дома. Я помню момент, когда мама идет с работы, а я гуляю во дворе с девочками, мальчиками и, увидев ее, даю всем команду разбегаться, и все рассыпаются, как казаки-разбойники, по всем углам, и я одна стою посреди двора. Был нагоняй, потому что мама увидела все издалека.
Вот теща кому-то достанется.
— Мы не очень близки с моей семьей, как мне бы хотелось. В шестнадцать лет я решила, что я самостоятельная, а через год поступила в институт и уехала в общежитие. Что касается моей будущей семьи — это моя семья, и мнение тещи будет иметь для меня вторичное значение, после мнения мужа.

Кто для тебя самый близкий человек?
— Моя младшенькая сестричка, с которой мы два черных лебедя в семье. Ей девятнадцать лет, она живет в Египте и собирается замуж за араба. Мы с ней отбившиеся от стаи. В детстве мы сильно дрались, я избивала ее страшно чем только можно. Я тогда не думала, что она станет для меня тем человеком, для которого хочется жить. Такой же близкий человек для меня папа. Он у меня очень стеснительный. С папой мне сложнее. Я никогда ему не говорила «папа, я тебя люблю», никогда с днем рождения не поздравляла, не говорила «доброе утро» и «спасибо». Мы никогда не целовали друг друга в щеку, пока, наверное, я не поступила на первый курс института. А мне всегда очень этого хотелось. Вот почему идут в актерскую профессию? Потому что в детстве по головке недогладили. И мне хочется внимания, аплодисментов, востребованности, мне сейчас хочется ласки и любви.
Кристина, расскажи, за что тебя Константин Аркадиевич Райкин с курса отчислил?
— Да, в семнадцать лет я во МХАТ поступала к Райкину, и он меня отчислил через четыре месяца. Я была таким существом, которое ходило на занятия в одном и том же — юбочке, купальничке, не красилась, с огромными глазами и плюшевым медведем, совершенно не понимала, что делать. Я очень хотела, но не знала как. Я скорее придерживалась наблюдательной позиции, нежели активной. А этого делать в профессии нельзя. Когда меня отчислили, я записалась к Райкину на прием в «Сатирикон» и умоляла его оставить меня вольным слушателем, но он мне спокойно объяснил, что не хочет видеть на своем курсе. Для меня это стало мощным толчком. Дело в том, что я в три вуза поступила: к Бородину, к Сазонову в Щуку и к Райкину, — и решила: все, я актриса. Райкину поклон до земли, что он разъяснил мне, что это не так. С того момента у меня начался отсчет понимания того, что меня никто не ждет, я никто. Я одна среди миллионов желающих.
А у тебя есть подруги?
— Подруг в принципе нет. Профессия такая. В нашей профессии если хочется жить, то ничего никогда не получится. Потому что в нашей профессии надо умирать. Все обыденные для нормального человека вещи для нас, фанатов, неприемлемы. Поэтому есть зависть. Лучшая подруга может тебе сказать, что ты косая, кривая и снимаешься во всяком говне. Здесь есть невероятное дружелюбие, поцелуи, поздравления, а что там за этим и что они говорят, когда я отвернусь, я не знаю. Моей последней подругой была Катя. Я дружила со всеми ее одноклассниками, ходила к ним на дни рождения, день и ночь пропадала у нее дома. Она была мне, как сестра, и даже больше. И вот эта моя подруга украла у моего отца какие-то канцелярские штучки, которые лежали у нас дома в коробках. Дело в том, что у папы был маленький бизнес. Он закончил Бауманку, работал главным инженером, он умный-умный, гений-гений, я всю жизнь с гением живу — это мой отец, я по сравнению с ним гнилое яблоко, которое с дерева упало и укатилось далеко-далеко. Но у него четыре дочери, и надо было зарабатывать деньги, и он начал заниматься канцелярией. А подруга взяла и украла какие-то штучки и распродала их в школе, а потом объяснила, что ей нужны были деньги на подарок маме к 8 Марта. И с того момента, мне было лет четырнадцать-пятнадцать, я не верю в дружбу. Я даже между членами семьи не верю в дружбу. Если есть общие интересы, то возможно, а просто общаться с человеком, потому что он твой сват-брат — зачем? Один кинорежиссер говорит: «У меня шесть братьев, и я ни с кем из своей семьи не поддерживаю отношений. Ни с днем рождения не поздравляю, ни с праздниками, ничего и никогда». Я его очень хорошо понимаю. Очень хорошо!
В семье царил деспотизм?
— Я боялась маму. Она меня не била, но фантазии об этом меня пугали, у нее такие глаза были суровые. Вот этих глаз я и боялась больше всего. Я помню, мы сидели за столом: я, папа и мама, и я сказала маме «дура», и сама испугалась, что это вырвалось, убежала в комнату, закрылась занавеской и думала: «Все, сейчас меня убьют вообще». Пришел папа, а я кричала: «Не пойду, не буду, я ее ненавижу!» Не будь трудностей таких в детстве, у меня не было бы сейчас такого стержня, который помогает мне двигаться все дальше и дальше.
В нашей семье все скупы на нежность. Я в этом была воспитана. Несмотря на то что нас четыре девочки, четыре дочери. И я с чистого листа сейчас в себе взращиваю такие чувства, как нежность, ласка, женственность, любовь. Лет в десять мне казалось, что родители не хотели, чтобы я родилась, потому что они ждали мальчика.
А ты сколько хотела бы иметь детей?
— Много. Очень много. Три — это программа-минимум на первый год, сразу троих — хоба! Сейчас родители все старше, старше, и я, и мои сестры понимаем, как хорошо, что нас четверо. Ведь родной брат или сестра — это плечо, это рука, это кулак, если нужно.
Ты родителям помогаешь?
— Я стараюсь по мере возможностей. Папа бизнесом так и занимается. У меня чудесный отец, просто из облаков сотканный, необыкновенный, такого просто не бывает. Золотые руки, нигде не был, моря не видел. Три пары джинсов за всю жизнь. Я этим летом обязательно возьму его с собой на море. Я сама на море всего один раз была, в Крыму, у меня даже загранпаспорта нет. И мы вместе поедем. Я не отдыхала сто лет, я не знаю, что такое отпуск и праздники. 31 декабря я работала, 1 января я отсыпалась, а 2 января были съемки. Сейчас снимается полнометражный фильм «Золушка». Я Золушка. Режиссер — Антон Борматов, который снял «Чужую». Со мной вместе играет Никита Ефремов, кстати, очень похожий на своего отца, Михаила Ефремова.
Добрый отец, требовательная мать, сестры, которым до тебя нет дела, — это, конечно же, твоя сказка.
— Я верю только в то, что, если пахать, тебя в любом случае это к чему-то приведет. Я не верю в везение и удачу. Вот вера, которая в тебе живет, да, она двигает тебя по жизни. К сожалению, в нашей стране религия и духовенство все больше напоминают мне шоу-бизнес. Все ориентируются на Америку, где все друг в друга торт кидают, а нам смешно. Я покрестилась в двадцать лет, сама пошла. У меня папа неверующий, а мама католичка. Она наполовину немка. Дед ее строил фабрику в России. Фамилия Асмус — немецкая.
Интересно, как вы отмечаете в семье 9 Мая?
— 9 Мая в моей семье странный праздник. Он скорее ассоциируется с днем рождения моей старшей сестры, которая родилась в этот день. Потому что мои дедушки оба воевали. У папы — за русских, у мамы — на стороне фашистов. Я ничего про них не знаю: живы они или их убили на войне. Правда, не знаю. Мне на секундочку сейчас это стало интересно.
А мама ничего не рассказывает?
— Я и про маму мало что знаю. Знаю только, что у нее два брата. С одним виделась первый раз в жизни не так давно, он живет в Германии, а второй в Питере. Я плохо знаю мамину жизнь: где училась, как росла.
А где она родилась?
— Родилась, кажется, в Казахстане.
Что в твоем понимании идеальная семья?
— Модель строить сложно. Я просто знаю, как в моей жизни не будет. Я росла в строгости, у нас было не принято давать волю чувствам. Такое воспитание откладывает на тебе отпечаток как на женщине, как на человеке. Гармония, любовь, внимание — это должно внутри семьи прямо дышать. Мужчина — главный авторитет. Женщина должна во всем поддерживать мужа, любить и быть под мужем. Или делать вид. В семье я сделаю все, как он хочет, но только в мою работу он пусть не вмешивается — это мое личное дело.
А кто в семье должен деньги зарабатывать: ты или он?
— Мне надо накопить на квартиру свою, дабы мало ли что. Всякое в жизни бывает, глупо только на мужа рассчитывать. У меня в детстве было все: я донашивала одежду за старшими сестрами, сладости покупали родители или кто-то угощал, в нищете мы не жили, этого не было. И я хочу, чтобы моя будущая семья ни в чем не нуждалась.
Твои многодетные родители должны прекрасно помнить времена дефицита, когда невозможно было достать продукты, одежду. Сегодня, когда в магазинах всего навалом, что для тебя является дефицитом?
— ...Образование. Я пришла в театральный институт и понятия не имела, кто такой Стендаль, что он написал, где жил и к какой эпохе принадлежал, что есть эпоха Возрождения, я понятия не имела. Мне было двадцать. Гимнастика, моя семья и театральная студия дали мне многое, но приходилось жертвовать школой. Я чувствую пробелы в образовании и начитанности. Я сейчас, как сумасшедшая, пытаюсь нагнать. Но это тот минимум, которым я должна была обладать несколько лет назад. Я с этим борюсь, пытаюсь угнаться за уходящим поездом, а времени все меньше и меньше. В двадцать два нужно читать совершенно другие книги.
Если бы в сутках было двадцать пять часов, на что бы ты потратила лишний час? Взяла книжку, поспала, занялась сексом?
— Уже смешно, наверное, говорить: работала бы. А что еще? Мне постоянно не хватает времени звонить. Звонить и благодарить людей. Все то, что в моей жизни я имею, это все благодаря людям. Педагоги, бабушки, отдельные личности в моей жизни, просто прохожие, которые на меня повлияли. Я бы этот час лишний тратила просто на внимание к этим людям.
Кроме «Интернов» у тебя еще работа есть?
— Я студентка третьего курса Щепкинского училища, я буду продолжать учебу. Кроме «Интернов» и «Золушки» у меня начинается новый проект: двенадцатисерийный фильм Николая Хомерики — надежды русского кинематографа, который снял фантастический триллер «Беляев». Я буду играть антикварного эксперта. И еще у меня есть мой любимый антрепризный спектакль «Счастливый номер», где вместе со своими коллегами по «Интернам» я играю четыре совершенно разных женских образа: сексуальную блондинку, грубоватую хохлушку, воровку и нормальную девушку. Я очень горжусь этой работой.
У кого из режиссеров ты хотела бы сняться?
— У Попогребского, Балабанова. Учитель хороший фильм снял, «Край». Вот сейчас Бондарчук будет снимать «Сталинград», это была бы интересная работа. Они звонили, звали сами, но потом кастинг-директор сказала, что Кристина не очень нам подходит, потому что она очень взрослая. Я характерная и драматическая актриса, внутри меня все кипит. И градус жажды подобной работы достигает апогея.
Представь себе, что ты стоишь в вечернем платье на сцене, в руках у тебя золотая статуэтка «Оскар» за главную женскую роль, ты говоришь «спасибо» папе, маме, сестрам, режиссерам, операторам и так далее и в этот момент... просыпаешься. Какая будет у тебя реакция?
— С четверга на пятницу вроде вещий сон.


http://medved-live.livejournal.com/24827.html